СПАТИАЛЬНОСТЬ ДРЕВНЕРУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: ПРОСТРАНСТВО И МЕСТО В "КИЕВО-ПЕЧЕРСКОМ ПАТЕРИКЕ"

Плешак Д.Г.

Аспирант СПбГУ

В последние десятилетия в социальных науках отмечается т.н.. "пространственный поворот" — все больший интерес уделяется проблемам пространства и человеческого взаимодействия с пространством [1]. В литературоведении к проблеме пространства обращается дисциплина "нарратология", которая исследует техники повествования в различных текстах в самом широком понимании последнего термина. В частности, на английском языке опубликовано несколько монографий, посвященных отображению пространства в средневековых и античных текстах [2].

Советское литературоведение не обошло вниманием эту тему. В частности, к репрезентации пространства в древнерусской литературе обращались такие выдающиеся ученые как М. Ю. Лотман и Д. С. Лихачев. В своей статье 1965 года "О понятии географического пространства в русских средневековых текстах", М. Ю. Лотман обсуждает общие характеристики пространства древнерусской литературы [3]. Основное внимание в этой статье он уделяет космологическим представлениям древнерусской литературы и взаимоотношению земного и небесного.

Теме пространства также посвящена глава в монографии Д. С. Лихачева "Поэтика древнерусской литературы" [4]. Значительная ее часть обращается не к собственно древнерусской литературе, а к русскому фольклору и в древнерусской живописи, и отображению пространства в них. Результаты этого анализа экстраполируются на древнерусскую литературу, в особенности на летописи и "Слово о полку Игореве". Лихачев постулирует, что повествование в древнерусских произведениях ведется "с высоты птичьего полета": тексты редко приводят конкретные описания тех или иных мест, но при этом отличаются большим географическим охватом. Здесь исследователь видит параллель с иконографической традицией Древней Руси, которая не знала прямой перспективы и зачастую изображала пространство как панораму сверху. Более того, в свободном перемещении между разными регионами он видит выражение идеи единства Руси, уже феодально раздробленной ко времени создания летописей и "Слова". С другой стороны Лихачев отмечает, что летописи, так же как и русский фольклор, никогда не упоминают о тяготах перемещений или о больших расстояниях между пунктами, все путешествия — "легкие".

Нисколько не умаляя заслуг выдающегося ученого, необходимо признать, что эта концепция вызывает у современного исследователя определенные возражения. В первую очередь, эта концепция подразумевает общую восприятие мира у столь разных групп населения как литературные круги Киевской Руси, древнерусские иконописцы и носители фольклора. Якобы, на восприятие пространства не влияют ни социальное положение, ни географическая специфика, ни почти тысячелетие прошедшее между созданием первых произведений древнерусской литературы и записью фольклора. Вместо этого выдвигается субстанционалистское представление о наличии некоей специфической для всех восточных славян концепции восприятия пространства, выработанной под влиянием православных христианских представлений.

По этой причине необходимо заново обратиться к репрезентации пространства в древнерусской литературе. Во-первых, следует изучить, действительно обладает ли она характеристиками, приписываемых ей автором "Поэтики древнерусской литературы", или наблюдения Лихачева могут быть дополнены. Во-вторых, необходимо выявить, являются ли эти характеристики уникальными только для древнерусской литературы и как они могут быть объяснены, исходя из конкретной исторической ситуации.

Предметом данной статьи является рассмотрение "спатиальности" древнерусской литературы на материале "Киево-Печерского патерика". Под "спатиальностью" (пространственностью) понимается обладание характеристиками пространства: протяженностью, границами, гетерогенностью/гомогенностью и т.д. Несмотря на то, что термин "спатиальность" редко используется в русскоязычном литературоведении, он встречается в ряде русскоязычных публикаций на политологические темы [5], английский аналог (англ. spatiality) широко распространен в различных гуманитарных и социальных дисциплинах. Другим термином, который используется в данной статье, является "локус" — точка пространства внутри изображаемого пространства произведения. Использование этого термина позволяет избежать тавтологических конструкция вроде "пространств пространства романа".

Объект исследования, "Киево-Печерский патерик" [6] — сборник текстов, созданных в XIII веке монахами Киево-Печерского монастыря [7]. "Патерик" представляет собой сборник рассказов, каждый из которых повествует об одном из монахов и о связанных с ним чудесах. Жанр патерика имеет свое начало в византийской литературе и восходит к "Лугу Духовному" Иоанна Мосха. Киево-Печерский патерик был популярным произведением и дошел до нашего времени более чем в двух сотнях списков и нескольких редакциях. Достаточно большой объем, наличие нескольких авторов и различные сюжеты придают тексту разнообразие. Кроме того, такой характер произведения позволяет сделать обобщенные выводы, которые будут основываться на восприятие не одного-единственного автора, а целого коллектива авторов. Все это делает "Киево-Печерский патерик" перспективным материалом для исследований представлений образованных монашеских кругов Киевской Руси.

Киево-Печерский монастырь находится на правом берегу Днепра в нескольких километрах от Киева. Это положение отражается и в "Патерике": Днепр упоминается несколько раз, и жизнь монахов связана с рекой — они набирают там воду для использования в хозяйстве. Кроме того, по реке в монастырь попадают люди и материалы [8].

Соседство с Киевом также упоминается неоднократно [9]. Во-первых, Киев — это место пребывания земной власти и связанного с ней богатства и насилия. Князья приходят из Киева в монастырь и просят благословения, попутно они одаривают монахов золотом, но могут и убить черноризца просто из собственной прихоти [10]. Прочие киевляне так же являются патронами монастыря и преподносят ему дары [11]. Кроме того, Киев — это большой город, в нем обитают самые разные люди, даже такие экзотичные народности как армяне и сирийцы [12]. В основном же киевляне приходят в монастырь дабы постричься и остаться там. Зачастую, они приходят туда после того как с ними произойдет чудо. Кроме того, многие посещают монастырь в надежде на исцеление: "И слышанно бысть о немь въ градѣ, яко нѣкто в монастыри лечець, и мнози болящии прихождаху к нѣму и здрави бываху" [13].

Приходят ли новые персонажи из Киева, или из других локусов, для большинства из них монастырь становится последним пунктом, который они посещают в "Патерике". Если они становятся монахами, то об их решении остаться говорится особо, если же это больные или простые посетители, то об их уходе не упоминается и они просто исчезают и больше не удостаиваются внимания повествователя. Монастырь покидают персонажи, получившие благословение или проклятие — после монастыря они оказываются там, где их судьба решает в ту или иную сторону: "Ростиславъ же не общевавъ вины о грѣсѣ и не иде в монастырь от ярости. Не въсхотѣ благословениа, и удалися от него; възлюби клятву, и прииде ему. Владимерь же прииде в монастырь молитвы ради. И бывшим имъ у Треполя, и полкомаснемъшимася, и побегоша князи наши от лица противных. Владимерь же прееха реку молитвъ ради святыхъ и благословениа; Ростиславъ же утопе съ всими своими вои по словеси святаго Григориа" [14]. Вообще, монастырь могут покинуть персонажи, обладающие властью, будь то мирская власть князя или религиозная власть епископа [15]. В последнем случае, даже монахи монастыря иногда покидают его ради епископской кафедры, но подобное поведение воспринимается как нежелательное [16].

Таким образом, обитель является центром притяжения для персонажей. Мир "Патерика" устроен как некая воронка — появившись на горизонте событий, персонаж неизбежно перемещается в центр этой воронки, в монастырь. Там он либо остается и превращается в монаха, либо исчезает из повествования. Эта сила притяжения находит свое буквальное выражение в рассказе о Царьградских иконописцах [17]. В Константинополь чудесным образом являются основатели монастыря Феодосий и Антоний и призывают иконописцев разукрасить церковь. Греки соглашаются, но в один момент меняют решение и пытаются вернуться назад, что им не удается сделать из-за неведомой силы, не пускающей их корабль вниз по Днепру. Распознав знамение, греки все-таки приходят в монастырь, делают там роспись, и остаются там монахами. Эта сила притяжения нивелируется властью, которой обладает персонаж: князья, епископы и другие влиятельные фигуры могут переместиться из монастыря в другие локусы и продолжить функционировать там.

В тексте встречаются названия различных городов и областей, даже таких отдаленных местностей как Варяжская земля, святая гора Афон, Польша и Тмутаракань. Помимо этого, упоминаются различные города Древней Руси. Как и отмечал Д.С. Лихачев, перемещение между точками — "легкое", герои не испытывают трудностей во время перехода между различными локусами, и, как было отмечено выше, в большинстве случаев они перемещаются по прямой, из своего локуса в Киево-Печерский монастырь.

Для "Патерика" актуально и другое замечание Лихачева: в нем отсутствует география в привычном нам понимании и местоположение локусов не соотнесено друг с другом. Текст не дает информации ни о дистанции до того или иного города, ни о долготе пути, ни о направлении: из текста невозможно понять, находится ли Чернигов дальше от Киева, чем Константинополь, или нет. Мир за пределами монастыря хаотичен и аморфен, он является тем, что Делёз и Гваттари называют "гладким пространством" — векторным пространством, лишенным метрики [18]. Вдобавок к своей географической неопределенности, локусы, за исключением нескольких православных святынь (Афон, Константинополь, Иерусалим), безлики и никак не характеризуются. Они не соотнесены с пространством и существуют просто в виде списка направлений.

Такое отношение к пространству можно объяснить исходя из его социальной функции. Согласно Анри Лефевру, именно наша социальная активность производит пространство [19]. То есть, человеческое сознание анализирует и структурирует окружающий мир в соответствии с тем, как человек взаимодействует с окружающей средой и использует ее в своей общественной и хозяйственной деятельности. Насколько можно судить по самому "Патерику", монастырь не включен в какую-либо торговую деятельность или миссионерскую деятельность и посему для него окружающее пространство не представляет какого-либо экономического или социального интереса. Главной функцией городов и населенных местностей является поставка новых членов братии. По этой причине города и представлены в основном как начальные точки векторов движения персонажей. Другой связью с пространством являются взаимоотношения с князьями, чьи перемещения между городами также отражаются в тексте.

Пространство вне населенных пунктов возникает только в связи с угрозой персонажу. За пределами поселений происходят битвы, случаются кораблекрушения и несчастные случаи, из-за которых персонаж либо погибает, либо чудесным образом спасается и приходит в монастырь. Чем более "гладким" является пространство, тем большую опасность оно представляет для персонажей. Обычно пространство характеризуется вектором персонажа, и у этого вектора есть крайние точки и вектор дает некую характеристику пространству. В таком случае персонаж может попасть в нежелательную ситуацию, но может и спокойно добраться до своей конечной точки. Хаотичное движение в пространстве, не привязанное к конечным точкам, возникает только в случае нахождения персонажа в плену. Пленение обычно сопровождается пытками и может закончиться смертью. В плену персонаж существует в некоем вакууме, пространство вокруг персонажа не описывается и его положение никак не обозначается. Лишь когда дело близится к освобождению, пространство обретает конкретность и обнаруживается, что герой находится в Польше или где-то недалеко от Корсуни [20].

Большая часть действия рассказов "Патерика" происходит внутри монастыря, и спатиальность монастыря резко отличается от окружающего. Внутри обители есть две основные зоны: церковь и кельи в пещерах. Персонажи активно перемещается между этими зонами и перемещение требует физических усилий, о чем явно говорится в тексте: "Единою же идущу ему и седе под клепалом, хотя опочинути, — бѣ бо кѣлиа его подале от церкви, — и виде се, яко толпа велика идяше от вратъ" [21]. Пространство внутри монастыря вообще поддается исчислению и соотнесено с человеческим телом: "И затворися в печерѣ, въ единой улици, в кѣлии малѣ, яко четыре лакоть сущи, и ту моляше Бога съ слезами. ... И введоша его в кѣлию, посадиша и́, и начаша садитися около его. И бысть плъна кѣлийца и улица Печерьскаа" [22] Кроме того, локусы не существуют независимо один от другого, а соприкасаются друг с другом: звуки из одной кельи будят братию в соседних пещерах[23].

Это различие в восприятии пространства противоречит концепции Лихачева. Пространство внутри монастыря является сакральным и связанным с чудесами, и поэтому можно было бы ожидать более религиозного взгляда на него. Однако , оно является конкретным и при этом труднопреодолимым. Кроме того, при желании можно соотнести различные части монастыря между собой и представить расстояние между его частями. Таким образом, сакральное пространство внутри монастырских стен не является ни "легким", ни "возвышенным", а именно эти качества пространства древнерусской литературы Лихачев возводит к религиозным представлениям Православного христианства. В то же время "легкостью", ни "возвышенностью" обладает внешнее по отношению к монастырю профанное пространство. Следовательно, отношение к пространству может быть как "возвышенным", так и вполне приземленным и это отношение никак не зависит от сакральности предмета изображения.

Различие в описании пространства внутри Киево-Печерского монастыря и снаружи его может быть объяснено при помощи инструментария гуманистической географии (humanistic geography). Основателем этого направления является американский исследователь китайского происхождения И-Фу Туан (Yi-Fu Tuan, род. 1930). Он, как и Лефевр, связывает отношение к пространству с человеческой деятельностью, но уделяет большее внимание индивидуальному восприятию пространства. В своем эссе 1970 года Туан вводит различие между "местом" (place) и "пространством" (space) [24]. Согласно ему, "место" — это то, что сопряжено с непосредственным опытом индивида. "Место" всегда знакомо, обладает размерностью и доступно для осознания и воспроизведения человеком. Обычно, "место" дает ощущение покоя и безопасности. Ему противопоставляется "пространство" — оно малоизвестно, не картографировано и связано со свободой или с опасностью. В различных культурах граница между "местом" и "пространством", а также отношение к ним может различаться, и это отношение зависит от рода деятельности и социальной структуры общества.

В "Патерике" Киево-печерский монастырь является "местом". Поскольку в нем сосредоточена социальная активность монахов, его пространство наполнено маркерами, зонами и предметами связанными с монашеской жизнью. Монастырь защищает и спасает, в него приходят чужие люди и становятся частью братии, то есть "своими". В то же время все, окружающее монастырь, — это "пространство" в туановском смысле, оно аморфно и малознакомо, более того, оно несет опасность и смерть. Наиболее ярко эта оппозиция выражена в послании Симона Поликарпу, который оставил монастырь чтобы занять епископскую кафедру: "Подобаше бо ти преже разсудити, что ради въсхотѣлъ еси изыти от святаго, и честнаго, и спасенаго того мѣста Печеръскаго, в немже дивно есть всякому хотящему спастися. … Но радуются нынѣ о тобѣ игуменъ и вся братия, и мы же, слышавше, и вси утѣшихомся о обретении твоем, яко погибл бѣ и обретеся" [25]. "Место печерское" дает здесь спасение, в то время как внешнее пространство несет погибель, несмотря даже на то, что за пределами монастыря Поликарп занимался богоугодной епископской деятельностью.

И Фу Туан замечает, что подобная модель восприятия пространства встречается в оседлых иерархических сообществах. Он приводит пример у народности Темне в Сьерра-Леоне [26]. Эта народность обитает в постоянных сельскохозяйственных поселениях, а их сообщества обладают жесткой социальной структурой. Темне живут сплоченными группами, редко остаются наедине и не имеют экономических интересов за пределами деревни. В результате они практически не знакомы с пространством вне деревни и не имеют о нем никакого структурированного представления. Образ жизни темне сходен с образом жизни монахов Киево-Печерского монастыря, поскольку оба сообщества маломобильны и иерархичны. Одновременно с этим, схоже и их обращение с пространством и наличие в их представлениях жесткой оппозиции "места" и "пространства".

В результате мы приходим к выводу что спатиальность "Киево-Печерского патерика" не подтверждает наблюдений и выводов Д.С. Лихачева. Во-первых, помимо "возвышенного" взгляда на "легкое" пространство мы можем наблюдать вполне материальное и конкретное описание пространства внутри монастыря. Затем, социальные практики монахов Киево-Печерского монастыря, создавших текст "Патерика", куда полнее объясняют характер его спатиальности, чем их религиозные представления. Более того, выше было показано, что подобное отношение к пространству может возникать при наличии таких факторов как иерархичность и оседлость и в иных, незнакомых с православным христианством культурах. Тем не менее, за пределами рассмотрения данной статьи осталось возможное влияние специфики патерикового жанра и других литературных памятников.

[1] Макогон, Т. И (2012). «Пространственный поворот» и возможность новационных подходов в социально-философском дискурсе // Известия ТПУ. 2012. №6. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/prostranstvennyy-povorot-i-vozmozhnost-novatsionnyh-podhodov-v-sotsialno-filosofskom-diskurse
[2] Leeuwen, R. Van. (2007). The Thousand and One Nights: Space, Travel and Transformation. London, New York: Routledge; De Jong, I. J. F. (Ed.). (2012). Space in Ancient Greek Literature: Studies in Ancient Greek Narrative, Volume Three. Leiden, Boston: Brill; Nilsson, I. (Ed.) (2018). Storytelling in Byzantium. Narratological approaches to Byzantine texts and images. Studia Byzantina Upsaliensia (Vol. 19). Uppsala: Uppsala Universitet.
[3] Лотман, М. Ю. (2000) Семиосфера. С.-Петербург: «Искусство-СПБ». С. 297-303.
[4] Лихачев, Д. С. (1979) Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука.
[5] см. напр. Комлева, Н. А. (2014) Несколько замечаний относительно природы и типологии геополитических пространств // Пространство и Время. 2014. №1 (15). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/neskolko-zamechaniy-otnositelno-prirody-i-tipologii-geopoliticheskih-prostranstv
[6] Текст изучался и цитируется по изданию: Киево-печерский патерик (1999) // Древнерусские патерики: Киево-Печерский патерик. Волоколамский патерик. Изд.подг. А. А. Ольшанская и С. Н. Травников. М.: Наука, см. Тж. Киево-Печерский патерик. // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 4: XII век. СПб.: Наука, 1997. URL: http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4945
[7] Башлыкова, М. Е. (2013) Киево-печерский патерик // Православная энциклопедия Т. 33. М. : Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2013 С.91-96. URL: http://www.pravenc.ru/text/1684523.html
[8] Киево-печерский патерик (1999), C. 11, 45, 64.
[9] Там же, С. 15, 45, 28, 64.
[10] Там же, С. 45, 66.
[11] Там же, С. 69
[12] Там же, С. 29, 40.
[13] Там же, С. 39.
[14] Там же, С. 45.
[15] Там же, С. 21, 36, 38
[16] Там же, С. 22, 29.
[17] Там же, С. 15-16.
[18] Делёз Ж., Гваттари Ф. (2010) Тысяча плато. Капитализм и шизофрения / Пер. с фр. и послесл. Я. И. Свирского. Екатеринбург: У-Фактория; М.: Астрель. С. 605.
[19] Лефевр, Α (2015). Производство пространства / Пер. с фр. М.: Strelka Press, 2015. С. 10.
[20] Киево-печерский патерик (1999), C. 24-25; 48-53.
[21] Там же, C. 45.
[22] Там же, C. 77.
[23] Там же, C. 71.
[24] Tuan, Y. (1977) Space and Place: The Perspective of Experience. Minneapolis, MN: University of Minnesota Press.
[25] Киево-печерский патерик (1999), C. 20
[26] Tuan (1977), P. 78-80