«Велбуд образом нелеп»: экзотические звери в древнерусской литературе и миниатюре

Животные, обитающие в дальних странах, неведомые, с необычной внешностью и повадками, всегда привлекали внимание древнерусских книжников. Помимо слона, поражавшего своими размерами, наши предки восхищались и другими, не менее причудливыми представителями экзотической фауны. Знали на Руси крокодила и носорога, жирафа и обезьяну, страуса, и даже броненосца. Начать же хотелось с давно прирученного человеком представителя дальних стран – верблюда.

На Руси это животное называли камил, вельбуд или вельблуд. Само слово вельбуд, по всей видимости, заимствовано из готского языка, а форма «вельблуд» появилась уже для объяснения непонятного слова: «вель», то есть «велий, великий» и «блуд» - «блуждающий», что прекрасно поясняло свойства этого животного, много путешествующего по пустыням.

Верблюд нередко упоминается в Евангелии, а слова Христа о трудности спасения богатых («Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши») вовсе стали поговоркой. Одежда Иоанна Крестителя, сделанная из верблюжьего волоса, стала символом христианской аскезы. В Ветхом Завете верблюды одни из самых упоминаемых животных: на них путешествуют библейские патриархи, а их число является выражением богатства. Попадают животные и в околобиблейские предания: на верблюдах прибывают волхвы к Младенцу-Христу, изображения животных встречаются на фресках и миниатюрах сотворения мира и всемирного потопа. Восточные предания даже называют змея-искусителя подобным верблюду по красоте.

В отличие от восточных представлений, на Руси верблюда красивым не считали, напротив, согласно представлениям наших предков, это некрасивое и гневливое животное. Вот что говорит о нем старообрядческое «Слово о рассечении человеческого естества»:

«Вельбуд бо образом нелеп и со гневом родится. Сице и человек, аще нелеп есть обычаем и гневлив, неси человек, но вельбуд».

Вид верблюда считался настолько уродливым, что даже он сам не мог переносить своего отражения. В одном сочинении эта особенность роднит верблюда (камила) со слоном:

«О слоне и о верблюде. Слон и камил не пиют воды чистыя, но прежде возмущают ногами, да не видят некрасоты вида своего в потоцех»

Помимо гневливости верблюду приписывали еще и удивительную злопамятность:

«Когда уранен верблюд, долгим временем скрив гнев, егда благовременство приимет, злое воздает. Сий велблюд образ есть тяжкояростных и памятозлобным людем»

Злой верблюд встречается в одном из вариантов притчи «О временном сем веце». В распространенной версии человек убегает от разъяренного единорога, и попадает в яму, из которой растет дерево, среди которого находит немного меда, однако дерево окружено опасностями: на дне пропасти дракон, а корень древа беспрестанно грызут мыши. Дерево символизирует нашу жизнь, единорог – смерть, а мыши день и ночь, укорачивающие время нашей жизни.

В другом варианте сказания место единорога занимают разгневанный верблюд и лев, а человек, впавший в колодец, становится образом неразумного богача:

«Человек некий хожааше на поле чисте, не бе на поле том ни дебри, ни леса; узре грядуща к собе лва с верблюдом и абие печален быв, нача тужити, не имея где сокрытися зверей тых; и поскочи по полю и найде кладязь глубок… И беста дваи древа растуща от боку кладязя того: едино сребрено имеяше листве, а другоє златои. Летеи же паде на сребрене древе, и ухватись за ветвии, седе ту... И тамо седящю ему, грълица прилетааше, смоковь носящи, а иногда рожькы и ягоды винныа… Ипакы врань прилетааше, угль горящь нося, пометааше нань, а иногда ящерци и жабы… И видев доле близь злато древо растуще, а высподе под древомь змии страшень и огнем дышюще на аспиды и ехыдны злыи. Онь же видяше то, яко живота ему несть уже, ни исхода ис кладязя того, небреже того всего, ни убояся несмысленыи и начала торзати сребреное листвие и класти в недра своа, и тужааше, скорбя да бых паль на златое древо. И нача мыслити в сердци своемь, и пустись нань, и лете в дно, в злыя оно скоропиа, и оглуши и змии свистанием своимь. Того ради безумныи зле погыбе».

Толкование притчи: лев – образ смерти, верблюд – старости, горлица и ворон символизируют добрые и злые мысли человека.

Однако верблюд не всегда коварное и злое существо. Прямо противоположный характер нам встречается в переводной «Повести о Стефаните и Ихнилате», занимательной книге басен о похождениях двух шакалов. В одной из притч рассказывается как верблюд, отбившись от каравана, был принят дикими животными и даже подружился с царем-львом, живя «в беспечалии и обилии». Как-то раз лев был побежден слоном-елефандом и не смог больше добывать себе пищу. Было же в царстве льва три друга – волк, лиса и ворон, и придумали они такую хитрость, чтобы насытить льва: вместе с верблюдом они пришли к больному льву, и каждый начал предлагать себя в пищу. Когда предложил себя ворон, два друга, заранее договорившись, сказали, что он слишком худ, когда так же поступил лисица, то друзья сказали, что мясо ее непригодно в пищу. Наивный верблюд также решил поступить благородно:

«Мняшеся убо и велблюд, яко и о нем имуть отложити, и рече: «Аще и вси непотребни суть, но и аз плоти много имам, и на пищу сладок есмь». Они же вкупе вельми рекоша: «Истинну рекл еси, о велблуде!» И нападше нань, растръгоша и напрасно».

Верблюд, как животное хорошо известное, стал основой для описания некоторых других животных: так, от смешения верблюда и леопарда появились велбудопардусы. Под этим именем скрываются жирафы, однако их изображения весьма далеки от привычного нам образа.

Существовал аналог верблюда и в птичьем царстве. Русские средневековые сочинения знают велбуд-птицу, или струфокамила. За таким затейливым названием скрывается страус, экзотическая птица, попавшаяи в древнерусскую литературу, и в фольклор под именем птицы Страфиль, «всем птицам мати», от движений которой тонут торговые корабли.

Птица струфокамил описывается размером с собаку, «голова и шея как у велбуда и сильна вельми, а летати не может, а егда идет по песку, тогда крилами машет». Интересно необычное свойство страуса при высиживании яиц. Птица должна беспрестанно смотреть на яйцо, иначе птенцы не смогут вылупиться:

«Струфокомил пьтица спущает яйцо свое во глубину моря на дно, а сама в то время сидит на месте том десять дней… пьтица же та струфокомил непрестанно зрит очима своима чадородия ради птенцов своих. Аще же по случаю некоему во дни или в нощи в кое время свернет единым оком, и в то время птенцы не зараждаются, погибнут вси, и тогда яйцо то въсплываетпразно на верх воды».

Помимо басен, говорящий верблюд встречается нам в Житии бессребренников Космы и Дамиана Асийских. Святые почили в разное время, и когда умер второй брат Дамиан, люди не могли решить, хоронить ли его рядом с Космой. Тогда верблюд, некогда исцеленный святыми от бешенства, человеческим голосом сказал похоронить братьев вместе:

«И внезапу велбуд притекл, иже бяше возбеснел от диявола и уврачевавшися от святых, проглагола человеческим гласом, еже положити святаго Дамияна близ святаго Космы… и тако купно погребен быста»

Способностью говорить обладали и другие экзотические звери. Так, в апокрифическом сказании о жизни Адама и Евы после грехопадения нам встречается говорящий крокодил. Согласно сказанию, когда Адам заболел, Ева с их сыном Сифом отправилась к вратам рая в надежде получить ветвь из райского сада для исцеления праотца. Во время этого путешествия на Сифа внезапно напал крокодил:

«И по сих Сиф поиде к раю с материю своею, и виде Евва люта зверя, рекомаго крокодила, гоняща сына ея Сифа. И Евва рече к нему: «О зверю! Не помниши ли, коликотя аз сохраних рукама своима? Како ты смееши отверсти уста своя на образ Божий, и како смееши нас обьяти зубы своими?» И тогда зверь отвещав Евзе, и рече: «О Евва, от тебе зчалося, а ты како смела отверсти уста твоя на снедь, иже рече тебе Господь не ясти от того древа?»

Описания крокодила имеют довольно много правдивых подробностей. Он описывается как водный зверь с острым хребтом и змеиным «хоботом»-хвостом. Вот как описывает его «Азбуковник»: «Коркодил, зверь водный, хребет его остр, аки гребень или терние, а хобот змиев, а глава василискова». Крокодил в преданиях выступает исключительно как негативный персонаж, олицетворяющий нечестивца или самого дьявола. Вот что сообщает «Физиолог» о вражде энудра-выдры и крокодила:

«Есть живот, глаголемый инудр, образ имый песий, враг же есть коркодилови. Егда же спит коркодил, то присно суть ему уста отверста, идет же убоинудр и помажет калом, яко осошет о нем кал, и вползет во уста коркодилови, и изьест ему внутреняя».

Выдра в толковании уподобляется Христу, крокодил – дьяволу, а история с вхождением в уста коркодиловы намекает на сошествие Спасителя в ад.

Знали на Руси и распространенное предание о лицемерных крокодиловых слезах, которые зверь проливает над несъеденной головой человека, дабы с нее сошли волосы, которыми он «уловляется». В толковании крокодил символизирует лицемерных людей:

«Коркодил зверь есть, и егда снедает человека и оставляет едину главу неснедену, занеже уловляется от власов человеческих, и лицемерствует, приходя, плачется над главою человеческою, яко грех сотворил есть, от лютости же его слезныя сойдут власы со главы, он же и главу снест».

Имеются удивительные упоминания о существовании крокодилов на Руси. Так, в Псковской летописи записано невероятное происшествие под Псковом в 1582 году:

«В лета 7090 поставиша город Земляной в Новегороде. Того же лета изыдоша коркодил и лютии зверии из реки, и путь затвориша; людей много поядоша, и ужасошася людие и молиша Бога по всей земли; и паки спряташася, а инихизбиша».

Существование на Руси крокодилов подтверждают и зарубежные авторы. Так, путешественник Джером Горсей в своих записках упоминает встреченного им по дороге в Россию крокодила:

«Я выехал из Варшавы вечером, переехал через реку, где на берегу лежал ядовитый мертвый крокодил, которому мои люди разорвали брюхо копьями. При этом распространилось такое зловоние, что я был им отравлен и пролежал больной в ближайшей деревне»

О каком звере упоминают летопись и английский дипломат, до сих пор не известно.

Одно из самых популярных на Руси произведений об Индии – «Христианская Топография» Козмы Индикоплова, давала нашим предкам знания о фауне теплых стран, а многочисленные миниатюры, как правило, весьма условные, должны были создать представления о фантастических особенностях далеких земель. В сочинении описывается слон и единорог, телчеслон и вепреслон. Среди этих животных встречается и водный, или речной конь, под именем которого скрывается гиппопотам – бегемот.

Для средневекового мышления характерно представление о том,что в водный мир явлеяет собой копию мира земного, поэтому обитают там наряду с водным конем речной пес (бобр) и еж морской, морской кур (павлин) и морской бык (морж), и множество других существ, повторяющих земную фауну.

Еще одно неукротимое животное, обитающее в теплых странах – носорог, «страшен отнюдь», в русских источниках называемый ноздророг или нариндем. Зверь этот по мощи своей равен слону и нередко враждует с ним. Представления о нем весьма далеки от реальных: согласно описаниям, он имеет рога на губе, а глаза под горлом:

«Ноздрог есть зверь приличен слону, страшнее же слона, уши у него медвежии, а очи под горлом, рога на губе, может рогом великое древо искоренити, шерсть что на свинии, ногты и зубы львовы, хвост невелик».

Мало напоминают реального носорога и миниатюры с его изображением. Зверя часто наделяют звериными лапами с длинными когтями, гривой и несколькими рогами. Уже на закате Средневековья мы встречаем изображение носорога, весьма похожего на настоящего, однако объяснить это можно не улучшением представлений о природе, а появлением на Руси известной гравюры Дюррера с изображением ринокероса-носорога.

Пожалуй, самое удивительное животное, так похожее на человека – обезьяна, также была известна на Руси. Называли ее пифик, опийца или привычным для нас словом обезьяна. При описании животного всегда подчеркивали и ее желание подражать человеку:

«Животное пифик именуемое смыслом и обличием нечто человекови подобное, обыче в делех человека подражати»

Иногда обезьян называют не животными, а дикими людьми с черными лицами и круглыми бородами, которые сильны и отважны, и «к женьщинам же весьма страстны».

Обезьяна в силу своего характера стала символом блуда и даже самого дьявола. Интересно, что негативное представление об обезьяне было связано с отсутствием у нее хвоста – «ошиби», «не имущи ошиби, ни доброты», - говорит о ней «Физиолог», подобно тому, как дьявол имел благое начало в лице архангела, но не имеет конца. А стремление к подражанию делает обезьяну символом неразумных людей.

После открытия Америки на Руси появляются сведения о диковинных зверях с этого континента. Так, имеются упоминания броненосца-армадилло, размером с кошку, головой поросенка и ногами ежа, еще одним таким загадочным зверем была араната коза - орангутанг, изображения которого имеются в Букваре Кариона Истомина.
Обезьяны упоминаются не только в «Физиологах» и сборниках естественнонаучного характера, но и в собраниях басен. Так, древнерусская литература знает басню о мартышке, таскающей каштаны из огня:
«Некогда пифик виде при огни каштаны лежащия, зело я возжеле ясти, — взем кота за лапу и тою оныя каштаны лежащия из огня взимаше. Кот же аще и зело вопияше, яко лапу его сожже (не бяше бо железная), глаголаше: «Чесо ради мучительство такое ему творит?» Но обезяна, ругающися коту, рече: «Что вопиеши? — аз бо не слышу».