ПРОИСХОЖДЕНИЕ АРХИТЕКТУРНЫХ ФОРМ СОБОРА ПЕТРА МИТРОПОЛИТА ВЫСОКО-ПЕТРОВСКОГО МОНАСТЫРЯ В МОСКВЕ
(к вопросу о связи позднеантичной архитектуры и древнерусского зодчества начала XVI века)

Ершов П.Г.

Кандидат искусствоведения, ведущий специалист Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Санкт-Петербурга (КГИОП)

Рубеж XV-XVI веков принято считать поворотной точкой в истории отечественной архитектуры. В течение нескольких десятилетий (1470-е – 1530-е) итальянские мастера, носители ренессансной традиции, перестраивают Московский Кремль, возводят соборы, церкви, гражданские и фортификационные сооружения в Москве и в других городах Руси.

Возможно одной из самых интересных и необычных построек (конечно, не считая церкви Вознесения в Коломенском) этого периода стал собор Петра Митрополита Высоко-Петровского монастыря в Москве, возведенный итальянским архитектором Алевизом Фрязиным* в 1514-1517 [16, с. 254; 17, с. 254-255; 18, с. 18; 19, с. 143] годах по велению Василия III. Одновременно были заложены еще десять церквей**, однако ни одна из них не дошла до нашего времени.

Долгое время храм считался произведением конца XVII века (1690 год) [например: 12, с. 381-383; 24, с. 231, 250]. Исследования реставратора Б. П. Дедушенко 1970–1980-х годов показали, что сохранившееся здание полностью относится к началу XVI века***.

Собор представляет собой пример редчайшего для древнерусской архитектуры типа здания – октаконха, увенчанного восьмериком с невысоким шлемовидным завершением. Интересно, что «лепестки»-апсиды не равны друг другу по размерам: обращенные по сторонам света крупнее, чем расположенные между ними, диагональные. С трех сторон к порталам вели открытые крыльца, перестроенные в конце XVII века в галерею на сводах [1, с. 73]. Восьмигранный барабан покоится на своеобразных парусах между арками, которые, в свою очередь, опираются на полупилоны, отделяющие апсиды друг от друга. Важно, что сам храм перекрыт сомкнутым сводом (часто неверно называемым куполом) – в отличие от других современных ему памятников с купольным покрытием.

Более близким к московскому памятнику кажется план хора другой флорентийской церкви Сантиссимы Аннунциаты (завершена к 1481 году, однако в XVII веке была сильно перестроена), строившуюся по замыслу знаменитого теоретика Леона-Баттиста Альберти [10, с. 264]. И хотя апсид у последней было девять, они выступали из плоскости стены, как и у собора Высоко-Петровского монастыря. В своем проекте Альберти опирался на план древнеримского здания, известного как «Минерва Медика» (начало IV века) [5, с. 170].

Античная римская традиция, в которой искали вдохновение ренессансные мастера, знала «многолепестковые» сооружения. Самыми известными (уже во времена того же Альберти) помимо «Минервы Медики» являлись вестибюль Золотой площади виллы императора Адриана (II век н.э.) в Тиволи (здесь полуциркульные выступы чередуются с прямоугольными) и мавзолей Диоклетиана в Спалато (Сплите) (конец III – начало IV в. н.э.), где лепестки никак не выражены на внешних стенах восьмигранного здания.

Правда, четыре выступа, расположенные по сторонам света, чаще всего прямоугольные, не полуциркульные.

Такая схема характерна и для некоторых других восьмигранных баптистериев. В них «лепестки» уже не читаются снаружи и раскрыты только вовнутрь здания (таковы и капелла святого Аквелина при церкви Сан-Лоренцо в Милане V века, и баптистерий в Альбенге VI века, трехъярусный баптистерий в Арсаго, относящийся к XI веку [9, с. 167]). Кажется, наиболее близки к московскому памятнику пьемонтские баптистерии (Кьери, Новара), в которых сходно и декоративное оформление восьмериков – лопатки на гранях, а также характерный арочный поясок под венчающим карнизом.

Однако круг возможных аналогий формы собора Петра Митрополита памятниками Северной Италии не ограничивается и может быть расширен. Например, к позднероманскому времени относится паломническая церковь святого Михаила (XII век) [9, с. 191] в пригороде французского Ангулема Антрег, у нее – восемь равновеликих апсид и восьмигранный же второй ярус. К этому же времени относится и находящаяся неподалеку постройка хозяйственного назначения – кухня аббатства Фонтевро. Этот памятник, увенчанный шатром-трубой, имел семь полукружий (в данный момент их сохранилось пять) и одну грань с входным проемом [27, p. 461-486].

Многолепестковые сооружения встречаются в раннесредневековое время на Балканах, а именно в Далмации. В основном, это были шестилепестковые церкви (VIII-X веков), генетически связанные с епископским комплексом в Задаре [27, p. 51-53, 74]. Однако среди них сесть и восьмилепестковый храм: так называемая «ротонда в Ошле» [p. 50-51].

Отметим, что восьмилепестковые храмы получили распространение и в Закавказье в период раннего Средневековья. Церкви в Егварде и Иринде, Таос-Кари относящиеся к VII веку [22, с. 141-142; 22, с. 65], в Ноджихеви и Вардзахане [23, с. 65]. Более интересны в нашем случае грузинские памятники, где апсиды как раз оказываются выявлены на внешних стенах. К таковым относится собор в Ниноцминде середины VI века [3, с. 20] а также церковь в Кветере IX века [25, с. 337–338].

Таким образом, этот краткий обзор показывает, что Алевиз, выбирая формы для будущего собора, мог ориентироваться на достаточно широкий круг памятников Северной Италии (в основном, баптистериев), но не только. Несомненно, что мастер был осведомлен и о поисках идеального храма – не случайно им выбирается восьмилепестковый план – близкий к раннехристианским и даже позднеантичным временам, а не к Средневековью (ведь некоторые постройки этого периода, как например, баптистерий в Пизе, считались в XV – XVI веках восходящими к античности [28, p. 9]). Примечательно и то, что архитектор уходит от аскетичности, присущей указанным итальянским памятникам. Оба яруса собора Петра Митрополита завершены антаблементами с профилированными карнизами и гладким фризом. Лопатки на гранях восьмерика превращены в пилястры тосканского ордера с капителями и базами. Тем самым, Алевиз пытался переосмыслить, безусловно, знакомый ему образ баптистерия, придав зданию парадный, соответствующий его функции (главное строение монастырского ансамбля) монументальный вид.

Сложно сказать, с чем связано применение такого нестандартного решения именно в важнейшем монастырском здании, ведь все остальные соборы древнерусских обителей, возведенные в то время, имели вполне традиционную структуру (четырех-шестистолпные, трех-пятиглавые). Возможно, Алевиз, составив проекты одиннадцати церквей для московского посада, преследовал цель продемонстрировать вариативность ренессансной архитектуры и не столько в декоративном аспекте (это было сделано уже в кремлевских постройках), сколько в композиционном, пространственном. Разнообразие созданных мастером построек подтверждается их планами. Так, церковь Благовещения в Старом Ваганькове, вероятнее всего, была бесстолпным четвериком с крещатым сводом. Церковь Варвары на Варварке (единственный храм, заказчиками которого выступили купцы – Василий Бобр, Федор Вепрь и Юрий Урвихвостов, – а не великий князь) была квадрифолием [7, с. 235]. Скорее всего, этот храм напоминал собор Высоко-Петровского монастыря, отличаясь только количеством «лепестков». Видимо и здесь Алевиз использовал образ баптистерия, тем более, что примеров четырехлепестковых сооружений гораздо больше, нежели восьмилепестковых.

Не вдаваясь в подробности обстоятельств постройки, заказа, а также символической подоплеки отдельных форм упомянутых храмов, отметим, что актуализация восьмилепескового плана произошла в истории древнерусского зодчества на ее завершающем этапе, в момент ее наиболее тесного соприкосновения с западноевропейской барочной и позднеренессансной архитектурой.

Таким образом, в начале XVI века итальянские архитекторы, помимо элементов классических ордеров привнесли в древнерусское зодчество и новые планировочные схемы, а именно многолепестковую постройку. При этом происхождение этой формы связано, как мы показали выше, с римской строительной традицией, где восьмилепестковые планы встречаются и в сакральной и гражданской архитектуре (нимфеи, виллы, мавзолеи). В Ломбардии, в раннехристианский период появляются баптистерии с таким же планом, вероятно, воспроизводящим формы неких античных сооружений (скорее всего, мавзолеев).

Возвращение ренессансных мастеров к теме центрической постройки (то есть к мысли об идеальном храме (Альберти), актуальной в поздней античности и в раннехристианское время, отразилось на увеличении числа возможных вариантов таких построек на Руси (стоит отметить, при этом, что практически все храмы доитальянского периода были центрическими, правда, в основном, квадратными) в период работы в Москве и окрестностях итальянских архитекторов на рубеже XV – XVI веков.

Развитие тенденций, например, построение внутреннего пространства, намеченных в соборе Петра Митрополита (и, возможно, в других несохранившихся посадских храмах Алевиза) и её логическое завершение происходит в главном памятнике, построенной в Москве итальянским мастером [2, с. 189, 197; 17, с. 37-40] в 1532 году церкви Вознесения в Коломенском. Возведение этого памятника, с одной стороны, завершило период более чем полувековой, практически непрерывной деятельности «фряжских» архитекторов на Руси, с другой – положило начало уже новому этапу древнерусской архитектуры (зодчество грозненского времени).

[1]. Аксючиц-Лаушкина, В. В., Спрингис, Е. Э. Высокопетровский во имя Святителя Петра, митрополита Московского, мужской монастырь // Православная энциклопедия. – М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2005. – Т. X. «Второзаконие — Георгий». – С. 71 – 75.
[2]. Баталов, А. Л. Московское каменное зодчество конца XVI века / А.Л. Баталов. – М.: НИИ РАХ, 1996. – 433 с.
[3]. Беридзе, В. В. Архитектура Грузии / В.В. Беридзе. – М.: Изд-во и тип. Изд-ва Акад. архитектуры СССР, 1948. – 96 с.
[4]. Выголов, В. П. К вопросу о постройках и личности Алевиза Фрязина // Древнерусское искусство. Исследования и атрибуции. – СПб.: Дмитрий Буланин, 1997. – С. 234 – 245.
[5]. Гращенков, В. Н. Альберти как архитектор // Леон Баттиста Альберти. Сб. статей. – М.: Наука, 1977. – С. 150 – 191.
[6]. Давид, Л. А. Церковь Рождества в с. Юркино // Реставрация и исследование памятников культуры. – М., 1982. – Вып. 2. – С. 56 – 65.
[7]. Евдокимов, Г. С. Храм XVI в. в подклете церкви Варвары на Варварке. (Предварительные итоги исследования.) // Московская Русь. Проблемы археологии и истории архитектуры. К 60-летию Леонида Андреевича Беляева. – М.: Институт археологии, 2008. – С. 233 – 244.
[8]. Заграевский, С. В. Новые исследования памятников архитектуры Александровской слободы / С.В. Заграевский. – М.: АЛЕВ-В, 2008. – 120 с.
[9]. Кузнецов, А. В. Тектоника и конструкция центрических зданий / А. В. Кузнецов. – Изд. репр. – М.: Архитектура-С, 2013. – 273 с.
[10]. Лисовский, В. Г. Архитектура эпохи Возрождения: Италия / В. Г. Лисовский. – СПб.: Азбука-классика, 2007. – 613 с.
[11]. Логвин, Г. А. Ротонда во Владимире-Волынском // Архитектурное наследство. – 1958. – № 10. – С. 33 – 42.
[12]. Некрасов, А. И. Очерки по истории древнерусского зодчества XI - XVII веков / А. И. Некрасов. – М.: Изд-во всесоюз. Акад. арх-ры., 1937. – 400 с.
[13]. Памятники архитектуры Москвы: Белый город Белый город / Редкол.: Г.В, Макаревич (гл. ред.) и др. – М.: Искусство, 1989. – 379 с.
[14]. Памятники архитектуры Москвы: Кремль. Китай-город. Центральные площади / Редкол.: М.В. Посохин (гл. ред.) и др. – М.: Искусство, 1982. – 503 с.
[15]. Подъяпольский, С. С. Архитекторы итальянского Возрождения в России // Архитектурное наследство. – 2003. – Вып. 45. – С. 30 – 41.
[16]. Полное собрание русских летописей. Софийские летописи. – СПб.: Типография Эдуарда Праца, 1853. – Т.6. – 358 с.
[17]. Полное собрание русских летописей. Продолжение летописи по Воскресенскому списку / Под ред. А. Ф. Бычкова. – СПб: Типография Эдуарда Праца, 1859. – Т.8. – 301 с.
[18]. Полное собрание русских летописей. VIII. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью / Под ред. С. Ф. Платонова; при участии С. А. Адрианова. – СПб.: Типография И. Н. Скороходова, 1904. – Т.13. 1-я половина. – 302 с.
[19]. Полное собрание русских летописей. Владимирский летописец. Новгородская вторая (Архивская) летопись. – М.: Наука. 1965. – Т.30. – 240 с.
[20]. Раппопорт П. А. Древнерусская архитектура / П. А. Раппопорт. – СПб.: Стройиздат. Санкт-Петербург. отд-ние, 1993. – 285 с.
[21]. Саблин, И. Д. Деятельность итальянских архитекторов в России на рубеже XV – XVI веков: К проблеме происхождения шатрового зодчества // Образы Италии в России – Петербурге – Пушкинском Доме. – СПб.: 2014. – Вып. 2. – С. 21–31.
[22]. Токарский, Н. М. Архитектура Армении IV-XIV вв. / Н. М. Токарский. – Ереван: Айпетрат, 1961. – 388, 100 с.
[23]. Халпахчьян, О. Х. Восьмиапсидные центрально-купольные сооружения средневековой Армении // Архитектурное наследство. – 1982. – Вып. 30. – С. 60 – 76.
[24]. Чиняков, А. Г. Архитектура эпохи централизованного Русского государства (со второй половины XV в. до конца XVII в.) // История русской архитектуры. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Госстройиздат, 1956. – С. 87 – 268.
[25]. Чубинашвили, Г. Н. Архитектура Грузии // Всеобщая история архитектуры. Архитектура Восточной Европы. Средние века / под ред. Ю. С. Яралова (отв. ред.) и др. – Л.-М.: 1966. – Т. 3. – С. 300 – 375.
[26]. Vezic, P. Dalmatinski šesterolisti - sličnosti i razlike // Ars Adriatica – 2012 – № 2 – P. 41 - 74
[27]. Viollet-le-Duc, E. Dictionnaire raisonné de l'architecture française du xie au xvie siècle / E. Viollet-le-Duc. – Paris: B. Banc, 1854. – Vol. 4. – 509 s.
[28]. Wittkower, R. Architectural Principles in the Age of Humanism / R. Wittkower. – London: A. Tiranti, 1952. – 144 p.